Самое тяжелое в родах - это медленно-медленно тянущееся время.
читать дальшеКогда очень хочется спать, и ты засыпаешь на этой невнятной формы кушетке, просыпаешься от того, что тебя сворачивает куда-то внутрь, долго, мучительно, потом отпускает, выдыхаешь, смотришь на часы - а заснула три минуты назад. Закрываешь глаза опять. И так - пока за окном сначала еле заметно светает, потом начинает темнеть.
Когда совсем невмоготу терпеть просто лежа, начинаешь ходить, наворачивая бесконечные круги по палате, от пеленального столика до окна и обратно, маленькими шагами по стеночке. В отвратительно одноразовой синтетической ночнухе из какой-то полупрозрачной дряни, которая порвалась на воротнике аж до груди от неловкого движения, липнет, гнется и шуршит. Первый этаж роддома похож на больницу с привидениями из-за этих ночнух. Стоны, вопли, в коридоре лохматые женщины с замученными лицами. Время от времени заглядывают врачи. Почему-то каждый раз разные. Это злит.
Больше всего хочется, чтоб это уже закончилось скорее и спать. И книжка и плеер не спасают - внутри постоянное ожидание того, что вот-вот опять свернет (и сворачивает, а как же иначе). Зато немножко спасает телефон, хотя каково им там, на другом конце трубки, когда они тем более ничего не могут сделать, я совсем не представляю... А. Еще ходишь до туалета. Потому что из палаты хоть куда-нибудь, потому что медсестра сказала и потому что хочется. Натыкаешься в коридоре на таких же несчастных, да, я говорила.
Ну и в общем потом, та самая часть, которой принято бояться - она уже не страшная. Она сама по себе захватывает целиком, приносит облегчение - ты ничего не ждешь. Ты уже можешь хоть что-то сделать, чтобы выйти из этого состояния. И быстро. И нестрашно.
Зато сразу после - счастье. Вот оно, счастье, лежит на куда-то исчезнувшем животе, красно-синеватое, припухшее, теплое, живое. Родное.